Дело Локвудов - Джон О`Хара

К слову сказать, Авраам Локвуд, разумеется, знал, что у Артура Фрэнсиса Ферриса было свое Дело — школа св.Варфоломея.

И вот осенью 1887 года старые друзья — Моррис Хомстед, Гарри Пени Даунс и Авраам Локвуд — оказались в спальном вагоне поезда, который отправлялся в Бостон. Сыновья Хомстеда и Даунса, впервые увидевшие сына Локвуда, встретили незнакомца с нескрываемой враждебностью, чем ввергли в немалое замешательство всех трех отцов. Это был первый случай, когда Дело Локвуда натолкнулось на препятствие, и первый случай, когда он ощутил прилив любви к сыну и ненависти к обидчикам — чувства, какие испытывает родитель при виде оскорбленного ребенка. И за эту глупую жестокость сына Гарри Пенну Даунсу суждено было впоследствии заплатить жизнью.

Но несмотря на столь малоприятное начало своей карьеры в школе-пансионате, Джордж Локвуд оказался у ректора на отличном счету. В первый же год мальчик быстро выдвинулся в число наиболее успевающих по алгебре и латыни и стал одним из лучших бегунов в классе. Его комната содержалась в порядке, он был опрятен, а по дому скучал лишь до тех пор, пока администрация не признала публично его успехов в науке.

Артур Фрэнсис Феррис поздравил себя с правильным решением: несмотря на сомнения относительно отца мальчика, Артур Фрэнсис Феррис не дал предубеждению возобладать над тем хорошим, что было заложено в его плане; интуиция не подвела его.

Каждому мальчику в школе св.Варфоломея выдавали за пятьдесят центов (эта сумма включалась в их счета среди расходов на учебники и мелкие нужды) по небольшой деревянной шкатулке четыре дюйма высотой, двенадцать дюймов шириной и шестнадцать дюймов длиной. К шкатулке была приделана накладка, и за отдельную плату — пятнадцать центов — мальчику выдавали замочек и два ключа. Один ключ оставался у него, а другой он отдавал старшему наставнику. Неприкосновенность шкатулки уважалась. Никто из учеников не имел права вскрывать шкатулку товарища, равно как и учитель не мог открыть ее без разрешения владельца.

В шкатулках мальчики хранили свои личные сокровища: письма, перочинные ножи, сладости (хотя это было запрещено), запасной воротничок, запасные запонки, шнурки для ботинок, семейные фотографии, каштаны, наконечники к индейским стрелам, медали за академические и спортивные достижения, дневники, часы, цепочки для часов, марки, деньги (хотя это было запрещено), прядь волос приглянувшейся девочки, выходные галстуки. Со слов старших учеников мальчики знали, что учителя время от времени открывают шкатулки в их отсутствие, если возникают подозрения, что там хранятся трубки, табак и непристойные фотографии. Хотя сладости и деньги держать в шкатулках запрещалось, за это нарушение правил никто не наказывал: учителя делали вид, будто они не заглядывают в шкатулки, поэтому мелкие деньги — меньше доллара — и сливочные конфеты не считались серьезной контрабандой. У каждого из мальчиков было для своего ключа особое потайное местечко, а некоторые даже вешали его себе на шею. И никто не осудил бы мальчика, отошедшего со своей шкатулкой в уголок, чтобы соседи по комнате не увидели ее содержимого; зато насильственное вскрытие шкатулки товарища рассматривалось как оскорбление действием и нарушение морального кодекса, принятого самими учениками. Почти все мальчики ставили свои шкатулки в определенном месте, поэтому, если у кого-то ее трогали, то это сразу же замечалось. «Кто передвинул мою шкатулку?» — громко спрашивал мальчик, и уже в этом его тоне слышалась угроза, что нередко приводило к ссоре, а то и к драке. Высшим проявлением доверия со стороны мальчика было показать своему другу хранящиеся у него в шкатулке сувениры и безделушки, однако бывали случаи, что даже закадычные друзья на протяжении всех лет совместного обучения ни разу не показывали друг другу своих шкатулок.

Каждый обладатель шкатулки вырезал или выжигал на ее крышке свою фамилию; даже если ничего интересного в этой шкатулке не хранилось, все равно она была его собственной священной и неприкосновенной драгоценностью. Замков в дверях ребячьих комнат не было, поэтому наличие шкатулки предоставляло мальчикам единственную возможность (кроме возможности совершить самостоятельную прогулку по берегу озера) уединяться на какое-то время от школьных товарищей и воспитателей. Мальчик, вскрывавший чужую шкатулку, не только напрашивался на драку с потерпевшим, но и рисковал быть побитым друзьями этого потерпевшего.

Таким образом, обыкновенная шкатулка, предназначавшаяся для хранения предметов первой необходимости — сапожного крема, щеток, расчесок, носовых платков, — превратилась в школе св.Варфоломея в уставный предмет, освященный традицией. Выпускники всегда увозили шкатулки домой и иногда пользовались ими даже в университетах. Среди учащихся уже были такие, которые пользовались шкатулками отцов. И вот тут-то Фрэнсису Хомстеду и Стерлингу Даунсу, чувствовавшим себя достаточно уверенно в родном городе, пришлось довольно скоро узнать, что такое унижение: кое-кто напомнил им, что у них-то шкатулки новые, а не отцовские.

Содержимое шкатулки, а иногда и отсутствие такового постоянно подвергались тайному и скрупулезному исследованию воспитателей, особенно новеньких, более молодых по возрасту, начитавшихся Артура Конан Дойля. Но когда какой-нибудь мальчик, охваченный чувством одиночества и грусти, удалялся от людей в укромный уголок читального зала и, вскрыв шкатулку, любовно перебирал свои сокровища, то они не могли при этом присутствовать. Неведомо им было и то, что среди их подопечных встречались мальчики, которым, в каком бы настроении они ни пребывали, общение со шкатулкой и ее содержимым никогда не заменяло общение с людьми. Некоторые ребята пользовались шкатулками только для хранения вещей.

Шкатулка Джорджа Бингхема Локвуда, с выжженными на крышке при помощи каминной кочерги инициалами и фамилией, была, пожалуй, единственной в своем роде. В отличие от других шкатулок, она не походила на свалку множества разных вещей, а была разделена на четыре отделения, в каждом из которых аккуратно складывались более или менее однородные предметы. Для этого Джордж велел вырезать в длинных стенках шкатулки поперечные пазы, в которые были вставлены три перегородки, образовавшие четыре отделения. В первом отделении помещались его серебряные часы с цепочкой, воротничок, запонки и булавки, во втором — платки и галстуки, в третьем — деньги и почтовые марки и в четвертом — письма от родных, мыло и одеколон. Если не считать перегородок, шкатулка и ее содержимое не открывали ничего необычного взору любопытных учителей. Несколько мелких монет — вот и вся контрабанда. Взглянув на все это, учитель тотчас захлопывал крышку.

Однако в шкатулке было еще кое-что — двойное дно. Внутренние перегородки не только делили ее на отсеки, но и скрывали секрет. Их можно было вынуть из пазов, выложить вещи на стол и, перевернув шкатулку вверх дном, слегка постучать по ней — «внутреннее дно» вылетало, а вместе с ним и тайные сокровища Джорджа: две золотые монеты достоинством по пять долларов каждая и десятидолларовая бумажка. Обладание такой большой суммой могло бы привести к исключению из школы, и никакое объяснение не удовлетворило бы ни учителей, ни ректора.

Джордж Локвуд (за годы обучения в школе св.Варфоломея ему так и не дали никакого прозвища) получил свою шкатулку во время общей раздачи через неделю после прибытия. Первые четыре месяца он прятал в ней то, что некоторые мальчики имели обыкновение брать у других: мыло, расчески, крем для обуви и так далее. Зная, что в шкатулке нет ничего интересного, он не искал в ней утешения в минуты меланхолии и, поскольку помнил наперечет все, что в ней находилось, развлекался лишь тем, что, уединившись от людей, запирал и отпирал замочек. Но спустя две-три недели он выяснил, что учителя иногда открывают шкатулки без ведома владельцев; это вторжение в личную жизнь возмутило его настолько, что, внимательно присмотревшись к своей шкатулке, он придумал план борьбы. На рождество он взял шкатулку домой и попросил местного столяра за пятьдесят центов соорудить в ней перегородки и второе дно. Столяр был мастером своего дела. Он соорудил уже немало таких тайников в письменных столах, комодах и сундуках своих заказчиков, так что заказ Джорджа пришелся ему весьма по душе («Што вы дершите там, Шорши? Любофные письма, да?»). Джордж положил в свой тайник рождественские подарки деда и бабушки Хоффнер (золотые монеты) и отца (десятидолларовую бумажку) и с чувством ликования возвратился в школу св.Варфоломея. Это был вызов ищейкам-учителям. Раз в неделю он открывал свою шкатулку и иногда замечал, что его вещи просматривали. Но недаром столяр славился своим мастерством: за все четыре года, что Джордж учился в школе, спрятанные деньги так и не были обнаружены.